Мешок с головы резко сдернули. Испытывая дикий страх, подавленная случившимся и сжатая тисками чьих-то крепких рук, я опустила взгляд вниз. И сразу наткнулась на такой знакомый меховой костюм, одновременно понимая страшную истину… Рид! Это не он. Его не было в этом терге вообще. А в его одежде оказался незнакомый мне темноволосый старх. И сейчас вблизи мне было отлично видно, что кровь на его волосах не настоящая. Но как у них мог оказаться терг и одежда мужа?! Может быть, на наших стархов все же напали? Терзаясь неизвестностью, перевела взгляд на сидевшую с краю стархиню — та самодовольно улыбалась.
— Все ваши предосторожности оказались так легко преодолимы. Всего и стоило выманить Рида из шахты, сбив настройки системы воздухообеспечения, выкрасть его одежду и угнать терг!
Хотя ничего хорошего впереди меня не ждало, но после этих слов мне стало легче.
— А ты так и вовсе выскочила к нам сама! Думали, придется, ворвавшись внутрь, пробиваться с боем…
Почувствовав, что начинаю пылать яростью и гневом по отношению к этой завистливой стерве, отвела взгляд в сторону. И неожиданно увидела, что в терге полно мужчин, видимо, до этого они, тесно скучившись, залегли на полу. Значит, действительно они намеревались прорываться за мной с боем… Но зачем я Миласу? Невероятно, что он жив! Как он оказался тут? И как они с Кривоной нашли друг друга?
— Ты же умер… — в бессилии едва шевеля губами, прошептала я, наткнувшись взглядом на ненавистное лицо.
Милас хохотнул и, весь лучась довольством, произнес:
— Всегда знал, что ты — это мой скрытый шанс на удачу! Только потому и в живых оставалась.
— Активируйте термоскафандры, поверхность близко! — Снова этот грозный рык.
Множество шуршащих и щелкающих звуков поведало мне о том, что все быстро утеплились. А я? Или моя жизнь значения уже не имеет?.. Даже в терге без теплой одежды я промерзну основательно. Но почему-то подобная перспектива меня уже не пугала: состояние апатичного отчаяния все больше и больше затягивало меня. Просто мне было уже все равно.
— Заверни ее! — На меня упала жесткая меховая попона, и тот старх, что сидел рядом, удерживая на месте, быстро закутал меня.
Когда мужчина укрывал мне плечи и голову, от резкого движения терга я неловко качнулась. Старх замер и тут же рванул горло моей водолазки, вырвав изрядный кусок ткани.
— Ошейник! — потрясенно сообщил он своим.
— Да быть того не может. — Кривона потянулась к нам, стремясь увидеть оную часть моего туалета своими глазами. — Чтобы Рид да с жены не снял… связался же с заключенной!
— Не снял. — В голосе старха сквозила тревога. — Вопрос в том, активен ли он? Мы отъедем дальше, а он сработает, и нас вместе с ней накроет взрывом…
— Нет, точно не активен! — вскрикнула стархиня убежденно. — Он и уезжал далеко, оставляя ее в убежище. Да и женой так бы не рисковал — куда ей тут убегать.
— Тогда почему ошейник на ней?!
Я напряженно прислушивалась к жаркому спору, стремясь совладать с собой, а заодно и узнать что-то полезное.
Мой муж жив и здоров — вот что главное. Я немного успокоилась и внезапно поняла, что должна сделать. Как только выберемся на поверхность, как только меня насквозь проймет этим лютым морозом, — мое тело, разум или что там еще за все это отвечает… само вытянет из окружающих тепло! До капельки, до последней капельки жизни их всех. Я убью их ради того, чтобы спастись. Исправлю собственную ошибку. Вот только соберусь с силами, еще немножко — и переборю эту странную слабость, справлюсь с дурнотой и… смогу сделать это.
— Маяк! Там наверняка есть что-то. — Милас был зол. — Надо скорее добраться до корабля. На Иволоне мы у этого проклятого старха как на ладони, а он наверняка уже в курсе дел. Пока не взлетим отсюда, не успокоюсь.
Мороз! Его первое прикосновение обжигает. Что мне эта шкура? Разве согреет? Даже в переполненном терге мне холодно, мы еще только движемся вверх на подъемнике, а меня уже колотит от озноба… Никого это не заботит, похитители настороже и, держа оружие наготове, словно ждут чего-то…
— Не нападут и не остановят. — Судя по ее тону, Кривона скорее хочет убедить себя. — Побоятся ею рисковать: вдруг заденут или мы ее убьем, оказавшись в ловушке?
Подъемник медленно, но уверенно ползет вверх. Еще и еще… Я, все сильнее промерзая, отчаянно пытаюсь собраться с последними силами и почувствовать тепло окружающих… Еще и еще… Не получается! Сколько раз за последние месяцы я с легкостью проделывала это — улавливала живую тепловую энергию в окружающем пространстве, а сейчас, когда так жизненно важно это сделать, не могу… И холод и слабость одолевают, лишая сил, погружая в темноту. Кажется, я не справлюсь… Но надо! Пытаюсь вновь, до боли закусив губу, чтобы ненадолго вернуть себе ясность сознания. И, зажмурившись, мысленно хватаюсь за все ручейки и язычки тепла, не разбирая, что они такое и есть ли они вообще или только видятся мне.
Жуткий рев старха рядом, визг стархини и кого-то еще оглушает.
— Вырубите ее! — Резкий приказ, и… все. Тупая боль и последняя мысль: не справилась, значит, замерзну!
В сознании все поплыло…
Жар. Невероятное, какое-то раскаляющееся тепло, внезапно пришедшее на смену сковывающему холоду, не давало совсем отключиться, вновь и вновь выдергивая на поверхность сознания, позволяя улавливать обрывки разговора. Но, не успев толком согреться, вновь ощущала ледяную стужу… И снова накатывал жар, спасая едва не в последний миг. Происходило что-то необъяснимое! И слабость… сил, казалось, не было даже на дыхание. Я болталась в этом диком калейдоскопе температур, не имея возможности шевельнуться даже мысленно. Что со мной?! Или это последствия обморожения… и у меня предсмертный бред?
Краткий миг, вспышка… на какие-то доли секунды прихожу в себя.
— Беременна! Вы чуете это? Кровь пробудилась, она меняется, совершенствуя тело. Как допустили это, Кривона?! — Взбешенный голос того, кто приказал надевать термоскафандры.
У меня же нет сил даже на потрясение. Не пытаюсь что-то понять, просто стремлюсь оставаться в сознании. Абсолютно беззащитна: обессилена странной внутренней борьбой, вычерпана до капли страхом. И вокруг враги.
— Я не понимаю, — злая горечь в рыке стархини, — я самолично убедилась в том, что она приняла то средство, что передал Милас! Она не могла понести, вы сами уверяли… и на тот момент была не беременна.
Снова миг осознанности… Уже другие голоса рядом. И страх… мой, но уже не за себя.
— Ее положение — это плюс для гильдии. Верховный Комус стархов будет уступчивее на переговорах. Ведь теперь они рискуют потерять, возможно, двух Проводников. — Этот уверенный, многообещающий тон Миласа.
Было ощущение, что, склонившись надо мной, разговаривают несколько существ.
— Нет, это очень скверно. Одно дело Проводник, в силу не вошедший, и совсем другое, когда он с пробужденной кровью. Кто знает, на что она способна, — возбужденно возразила Кривона. — И перспектива утраты сразу двух Проводников может заставить Верховный Комус пойти на крайности! Лучше избавиться от нее, она опасна. В любой момент может прийти в себя и… кто знает, что сделает.
— Вы почувствуете, если она попытается что-то предпринять? — Встревоженный голос Миласа.
— Почувствуем, но как бы не было поздно… Судя по тому, что о ней говорил Руенз, она способна за секунды вытянуть из нас жизни. — Страх в голосе Кривоны даже в моем нынешнем непонятном состоянии принес мне удовлетворение.
— Значит, наша задача — постоянно держать ее в отключке. — Ни тени сомнения в голосе Миласа. — Плюс постоянный контроль. С этим мы справимся, главное, ошейник не активировался и мы покинули эту треклятую планету. Никогда не думал, что есть места, где и термоскафандр не выдержит. А теперь ее муженьку до нас не добраться, как бы ни хотелось!
Сердце непроизвольно сдавило тоской. Было страшно за себя, душила мука от перспективы навредить и долгожданному ребенку. А что будет с мужем, который разом лишился семьи, я и представить не могла… Состояние абсолютной аморфности не покидало, ни один из с таким трудом усвоенных мною за последние месяцы навыков не воспроизводился. Я превратилась в энергетического инвалида, разом перестав ощущать хоть какое-то присутствие жизни рядом. И сейчас я слышала их, но не воспринимала как что-то живое! Должно же быть наоборот?.. Меня окутывал жар, сменивший ощущение пронизывающего холода, которое я запомнила последним.